Оптимизма не внушает, когда
С оптимизмом, даже, пожалуй, 
С радостью идиота (Тут не надо обижаться: 
«Идиот» — клинический термин, 
А не оскорбление, или, тем более, 
Не Герой одной очень толстой книги, 
Которую так любят ставить в театрах). 
Так вот, когда, сгрудившись у микрофонов, 
Под звуки электрогитар и клавиш, 
Брусникинцы в клетчатых рубашках и очках (этакие клоны автора) 
С восторженностью, 
Если не нравится «идиота» — 
Давайте скажем… А, впрочем, 
Не могу придумать другого слова, 
Ну, это, наверное, не так и важно. 
Так вот, читают, как будто на детском утреннике, 
Декламируют, не разыгрывая, 
Во все увеличивающемся темпе, 
Сначала стихи, затем пьесы — 
С той же восторженной благожелательностью
(Читкой это не назовешь,
Хотя читаются все ремарки). 
Так вот, сначала безумно смешно
От столкновенья манеры 
Все обезличивающей и обессмысливающей, 
Легкой и радостной, со 
Смыслом. 
Но 
Чем дальше, тем становится страшнее: 
Ведь если сначала мы смотрим на абсурд, 
Который становится жизнью, 
То потом это становится жизнью, 
Которая есть абсурд. 
И летящие со сцены листовки — 
Белые листы бумаги, 
Изрисованные бессмысленными линиями — 
Ничем не отличаются от 
Тех, 
Что нам раздают у метро. 
Так вот, становится 
Очень страшно. 

*** 

Право, я живу в мрачные времена.