Пространство спектакля Николая Рощина и Андрея Калинина берет ряды зрителей в плен, в кольцо. Собственно, зрители сидят на поворотном круге прямо на сцене, их окружает высокий помост. «Носороги» в ТЮЗе становятся спектаклем-аттракционом, с которого нельзя сойти раньше времени: буквально нельзя встать и уйти посреди действия. Авторы спектакля не оставляют зрителю ни малейшей возможности скрыться; почувствовать себя защищённым не то что нельзя, запрещено изначально. Зрителей поворачивают на круге в зависимости от необходимости обратить взор к тому или иному месту действия. Теперь за вас решено, как смотреть этот спектакль, с какого ракурса видеть мир, в котором все постепенно превращаются в носорогов. 

История начинается с больничных коек. На них безмолвно, равнодушно, почти не подавая признаков жизни, лежат пожилые люди под капельницами (Сергей Шелгунов, Сергей Жукович, Сергей Надпоржский, Татьяна Ткач, Борис Ивушкин). Их охраняют две санитарки - девушки в чёрных хиджабах (Ксения Плюснина, Анна Мигицко), с густо подведёнными безумными глазами. Однако при этом на санитарках чёрные деловые костюмы. Они холодно вежливы, здесь они послушно выполняют то роли сиделок, то слуг просцениума – выносят реквизит. Девушки говорят на непонятном языке, негромко произнося шипящие слова с гортанными согласными и вибрирующими гласными; в этом мире они существуют очень уверенно, они им буквально управляют, скрываясь за образами покорных. Разъяснять аллюзию на арабский мир здесь не требуется. Условно «европейская» цивилизация, которая представлена в виде пяти далеко не молодых героев, надежд не оставляет никаких. Их, лежащих на своих койках, словно человеческий анахронизм, археологическими кистями те же девушки очищают от невидимой земли. Будто бы ещё не похоронены, но уже спустя века откопаны и признаны вымершими. 

Оносороживание происходит в духе театра ужасов. Поначалу это громадные тени за белой тканью кругового задника. Не больше, чем просто видео-проекция, сценический эффект. Постепенно носорожий рык слышится всё отчетливее, а пятеро героев начинают отчётливо брать в обстоятельства вполне конкретного внесценического носорога. Он есть, вот же, стоит заглянуть за задник, как можно увидеть разгуливающее животное. Неожиданно происходит событие -- первое убийство, которое больше похоже на какую-то носорожью издёвку. Это убийство кота, которого очень любил один из пяти героев. Тот, к слову, проносится с натуралистично сделанным муляжом кошачьего трупа, размахивая перед лицами зрителей алыми кошачьими кишками и выпавшим кошачьим глазом. Но этого мало, далее режиссёр решает вывести на сцену огромного носорога. Огромная кукла из резины и пластика для двух актёров, которые должны ей управлять, стоя внутри неё. Какой виртуозности требует этот сделанный в полную величину носорог, подумать мало, остаётся только догадываться, как почти без обзора в морде животного, актёры ведут его по невероятно узкому помосту-сцене. 

Угроза стать носорогом ещё не очевидна, пока это что-то вроде мистификации. Ну, да, ходят. Ну, носороги. Но я ведь не такой? Меня это не касается? Постепенно мироустройство начинает давать сбой, актёры выбиваются из декламации текста и заставляют своих героев сомневаться. И вот Жан, герой Бориса Ивушкина, сам превращается в носорога. Перевоплощение происходит на наших глазах. На сцене стоит ванна, в которую тот высыпает мешок глины. Тщательно разведя её с водой, он погружается в эту жижу. Стать носорогом равно стать грязным. В мучительных корчах человек превращается в жуткое животное. Ивушкин переодевает несколько масок: с каждой новой рог всё больше выражен, хрип героя всё страшнее, он истекает глиной, которая тут же подсыхает на его теле. 

Постепенно носорогами становятся все. Один за другим, плавно и методично, ты меняешь шкуру, ты становишься животным, ты то ли возвращаешься в самое начало эволюции, то ли ты отказываешь себе в ней навсегда. В мучительном безумии из телефонных трубок теперь слышен только жуткий рык, топот окружает. То, что раньше казалось героям этого мира ненормальным, стало нормой. Бесполезно Беранже и Дези строить заграждения из стульев -- понятно, что они уже не бойцы. Они представляют собой и любовную пару, но эта пара только и сможет, что чуть побороться против жутких животных на улицах. Но понятно, что их жизненные силы уже на исходе, что они не смогут ни продолжить свой род, ни физически противостоять носорогам. Больше ничего. 

«Носороги» Рощина и Калинина провозглашают, что спасение невозможно. Перевоплощение окончательно, ты никто против всех, когда все – носороги. И пока ты согласен, пока ты терпим, ты погибаешь. Последней каплей становится финальная сцена спектакля, когда Беранже (Игорь Шибанов) пытается научить четверых восточных слуг (или уже новых хозяев?) какой-то церковной мелодии. Те, стоя подле него, начинают брать верно только первые несколько нот, срываясь с заданной Беранже гармонии и уводя мелодию в уже хорошо знакомые гортанные гласные и восточную интонацию. Беранже разгоняет их, от отчаяния бьёт молотком по клавишам, швыряет стулья, а потом стремительно скрывается за задником. Он уходит из спектакля непобеждённым, он отчаялся, он остался совсем один, он всё понял, но не покорился. 

‍