«Город-герой» на Новой сцене Александринского театра. Режиссёр – Марат Гацалов
Айфоны, другие смартфоны и прочие гаджеты становятся уже неотъемлемой, какой-то новой частью тела, продолжением человека. Повсюду люди – люди с телефонами в руках. Сейчас так удобнее, так проще: закрыться своим телефоном, спрятаться за него, избегая живого контакта и общения глаза в глаза.
Драматурги Екатерина Бондаренко и Татьяна Рахманова вместе с режиссером Маратом Гацаловым решили показать мобильный перформанс «Город-герой» через лицо нового времени, заставив пришедших в театр сделать свои технические средства участниками спектакля. Зрители, объединенные в закрытом темном пространстве, поневоле должны создать и пережить одну историю, историю о блокадном Ленинграде.
На входе всех просили оставить номер своего телефона, после чего зрители были проведены в темную комнату. Расставленные в хаотичном порядке стулья стояли достаточно близко друг к другу для того, чтобы сидящие на них могли общаться между собой, хоть и посредством техники. Сначала все напряженно ждали первого сообщения. Спустя несколько минут неловкого молчания и напряженного ожидания все влились в какой-то общий поток, стали уже не ждать, а слушать себя и друг друга, почувствовав сопричастность: каждый здесь играет определенную роль. И спектакль начал выстраиваться. Никогда не знаешь: когда засветится в темноте экран твоего телефона, когда это затронет и тебя. В полной темноте звучат только голоса. Взволнованные и равнодушные, мужские и женские, выразительные и естественные. Достигался эффект предельного приближения к судьбам людей, видевших блокаду своими глазами.
Вот угол Невского, где звучит объявление о начале войны. Ровные удары метронома. Пустеют улицы, зашиваются досками и мешками с песком витрины магазинов, прячутся памятники, становится темно и страшно… Вот первая воздушная тревога. Испуганные и молчаливые люди говорят между собой шепотом. На Сенатской площади обкладывают мешками с песком памятник, и мама, мама читает на память «Медного всадника»… Вот разрушенный дом после бомбежки, и люди в нем как будто просто висят в воздухе. Вот в клетчатом пледе молча выносят первый труп. Вот их уже целая гора, возле больницы… Но, несмотря на нечеловеческие условия жизни, люди, жившие в блокаду, умели находить в этой жизни очень тонкую поэзию: в серебристо-белых заснеженных сфинксах, деревьях в инее, в тонком месяце над Невой… Это одновременно и жутко, и прекрасно: поэзия блокадного Ленинграда. Абсолютная тишина. И пустой город, в котором царит война. Так шла смена дня и ночи, времен года. Медленно, один за другим уходили люди. Но Город оставался, Город выдержал все то, что не смог пережить человек. Кажется, что все памятники, статуи, площади, мосты Ленинграда тоже чувствовали на себе все эти выстрелы, впитывали в себя всю боль войны, всю трагедию блокады. Ведь город этот – не менее живой, чем люди. Мне вдруг вспомнилось, как в детстве мы гуляли с мамой возле Исаакиевского собора, и она показывала мне следы от выстрелов на его огромных колоннах. И выстрелы эти – словно раны на теле непобедимого Атланта…
Потом внезапно ярко включился большой белый экран, и перед нами стали листать ленту Инстаграма. Много случайных и неслучайных кадров. Фотографии на фоне ночного Петербурга и разводных мостов, селфи с Казанским собором и Дворцовой площадью, жители города и туристы. Резкое противопоставление тому блокадному Ленинграду. Счастливые, улыбающиеся, не видевшие войны, не знающие страшного голода, холода и горя, новые люди, которые пришли на смену погибшим во время войны. Может быть, они знают что-то о блокаде по фильмам, книгам или рассказам от старших, а может быть… нет. Но на всех фотографиях, листаемых чьей-то невидимой рукою, иногда останавливающей на несколько секунд какой-то кадр, был Город. Город, изменивший название, но не изменивший образ. Несмотря на все пережитое, он остался таким же величественным, холодным, сильным и прекрасным. После нас придут другие люди, они уже будут ходить по этим улицам, набережным, мостам, любоваться белыми ночами и заснеженными сфинксами. И им уже предстоит вычитывать историю этого города, историю, которая таится в его душе.
Так или иначе, в процессе всего перформанса у каждого создавалась своя картина блокады. В темной комнате при полной тишине, нарушаемой лишь звуками приходящих сообщений, зритель в воображении может сам выстроить свой спектакль, в котором жители блокадного города – актеры, на глазах разрушающиеся дома – декорации, а звуки выстрелов и тихие вздохи умирающих – музыка.
Короткие смс-сообщения, внезапно появляющиеся откуда-то из темноты, краткие послания от ленинградцев нам, людям, живущим в «сейчас», конечно, не отражают всего ужаса блокады. В перформансе была только очерчена картина повседневной жизни блокадников. О том, что происходило там на самом деле, наверное, нам не расскажут даже самые страшные дневники. Иногда правды лучше не знать. Но помнить, помнить о том, что было, надо.
Выйдя из театра, я пошла по шумному Невскому. Спешащие люди, машины, яркие огни, блестящие витрины магазинов… Умеем ли мы ценить то, что ходим по этим улицам и вместо звуков выстрелов слышим сигналы машин?.. Забываем, часто забываем ценить то, что просто есть. Может, именно такие краткие напоминания о войне, о блокаде Ленинграда освежают нашу память и не дают забыть об истории, которую хранит этот Город.